Мечты сбываются, когда голуби кувыркаются

Жила-была мечта. Новгородец Сергей ГРЕБЕНЮК всегда хотел иметь голубей. Заглядывался на них, читал, интересовался. Так и опыт немалый накопил, теоретический в основном.

— И лет тридцать не трогал я свой багаж, лежал он себе в сторонке, но года четыре назад пришла пора — распаковал!

А мечта о собственной голубятне была с детства. Когда еще можно заболеть такой болезнью? Голубей держал соседский мальчишка, немного постарше. Сергей смотрел и представлял, как они взлетают с его рук...

Кого-то другого это не цепляло, а он смотрел, как завороженный. Как понять, почему? Тут чувствовать надо. Значит, тоже быть в глубине души хотя бы немножко таким, как он.

Подъём с переворотом

Их и осталось немножко. Может, сейчас с десяток только и наберется на весь Новгород. Другие времена — другие увлечения. Не сравнить с 60—70-ми годами прошлого века. Тогда голубятничество было в порядке вещей. Да и попозже еще. Фильм «Любовь и голуби» сегодня был бы невозможен. Время теперь глубоко иное. Не только потому, что оно — не советское.

И вот на пятом десятке, когда уже и внучок появился, Сергей присмотрел-таки себе голубятню, прежний хозяин как раз искал покупателя. Прошу любить и жаловать, семья, я теперь голубятник!

Нарочно не пишу: «голубевод». Оно, может, и правильнее было бы, но прямо «животновод» какой-то с поголовьем на откорме. Собственно, история нам и говорит, что сначала человек одомашнил голубей ради мяса. Вроде, это сделали египтяне и, конечно, зря. Со временем человечество разобралось, что любить голубей надо за другое. За то уже, как любят они сами. Неспроста на разных языках мира влюбленные «воркуют, как голубки».

Кто-то разводит спортивных голубей, кто-то хранит верность почтовым. В наш-то век! А Сергею Гребенюку надо, чтобы птицы были красивы и способны к фигурам высшего пилотажа. Он держит голубей с особым полетом. Фирменный фортель — кувырок на лету. Птица прижимает хвост к телу и переворачивается.

Про хвост

С показательными выступлениями повременим. Из нас двоих, журналистов «НВ», тот, который пишет, в отличие от того, который снимает, ни разу не бывал на голубятне. Взбираемся. Не сказать, чтобы квартиранты были нам рады — волнуются. Впрочем, папаша, высиживающий птенцов (у голубей в роли наседки выступают оба родителя), не шелохнулся. Даже под прицелом фотоаппарата, явно пугающего птиц.

— Та же история, — сетует Сергей, — обычно и сам: только наведу, как все врассыпную.

В голубином домике птицы «снимают» два верхних этажа. «Комнаты» — по породе. Их у Гребенюка несколько. Почти все родом с Северного Кавказа. Как и сам Сергей. Георгиевские, моздокские... Все из себя белоголовые, белолапые, сизокрылые... Павлины! Вроде голубь голубем, но вдруг — раз! Хвост превращается в шикарное такое опахало. Общая внешняя особенность — все птицы с «манжетами», оперением на лапах. Георгиевские имеют особо обросшую лапу. Что говорить, важные птицы.

— Как сказать, — не соглашается Сергей. — По-любому наши проще держатся, чем иные заграничные. Есть такое понятие, как американская стойка. Это когда хвост задран, грудь вперед, голова аж к хвосту.

Надо же, прям национальная черта...

Птичий язык

Потом, сидя у компа, я вздумал поискать научное определение «лохматой» лапы. Протранжирил сколько-то времени и плюнул. Хотя польза была: вычитал одну из главных характеристик породы — «эффектный дрыг ногами». Меня как словесника это впечатлило больше, чем «сильный бой» (те самые кувырки). За что люблю специалистов, так это за птичий их язык. А что надо, чтобы понимать самих птиц?

— Только одно, — отвечает Сергей, — много времени с ними проводить. Я вот своих могу отличить по каким-нибудь незаметным признакам. У одного — малюсенькое пятнышко другого цвета на однотонном фоне. У другого — форма тела чуточку отличается. И повадки, они тоже бывают разные. Был один голубь, который предпочитал, чтобы я лично его кормил — с руки, а то и вовсе в клюв ему зернышки подавал. Не мог сообразить, как их склевывать. Тут я сам виноват. Забрал птенчика домой, показалось мне, что папа с мамой как-то прохладно к нему относятся. Но уж как научить птенца кушать, это они всяко лучше знают, чем мы с вами.

— Вот эта мадама, — Сергей берет белую голубку, — превосходная мама. Когда на кладке сидит, протянешь руку — клюнет, но не уйдет. А вот летать не приучена. Такой у предыдущего хозяина ее купил, со Ставрополья привез. Штучка — я ее так называю — у нас красавица.

И сваха, и нянька

Со свободой голубиной вечная дилемма: взаперти держать — крылья будут слабые; часто выпускать — хищников привадить.

— Осенью ястреб нескольких птиц сбил. Ему это легче, чем за городскими охотиться — те маневреннее. Пришлось прекратить полеты, а то ястреб за месяц целый мой сезон пустил бы насмарку.

Что такое сезон? Надо правильно подобрать пары — голубятник не может пустить продолжение рода на самотек птичьих чувств. Селекция селекцией, а как вам ежедневные визиты на голубятню — перед работой и после нее? Покормить, прибраться — голуби, к сожалению, на унитаз не ходят. Даже загрипповать нормально нельзя человеку. Все равно ведь поедешь на голубятню, хоть и с температурой.

Птицы, между прочим, тоже болеют. Вакцины, как и корма, бесплатно не раздают. Кстати, любимое голубиное лакомство — подсолнечные семечки. Сущий деликатес в сравнении с прочими пшеницами, просом или ячменем. Так что не только хлопотное, но и затратное у Гребенюка увлечение.

— Но что бы я сейчас делал, если бы не они? — спрашивает Сергей. — Лежал бы на диване? А так бегаешь, шевелишься, жить интереснее и веселее. Понервничаешь или поссоришься с кем-нибудь (всяко бывает в жизни и на работе) — лучшего места, чем голубятня, чтобы морально восстановиться, для меня просто не существует. И все мысли здесь только о хорошем.
К делу, может, не относится, но у него и работа — будто голубиным крылом осененная. Он — кремлевский сантехник, работает в музее-заповеднике. А кто сидит поверх софийских куполов, охраняя покой и мир в великом городе? Голубка!

На крыле

Так что у нас все-таки с полетами? Идем наружу. Сергей тем временем выпускает эскадрилью самых подготовленных летунов. Спускается сам. Чувствуется, хозяин волнуется: как покажут себя его асы? Один круг просто так, другой...

— Вот! — показывает Сергей. — Вот за тем последите.

И точно. Летит, летит, потом — хоп. Еще мгновение, и летун — на прежнем курсе. Что это было? Движение летательного аппарата, при котором ему придаются положения, не свойственные горизонтальному полёту. Это на другом птичьем языке — авиаторском.

Нашему вниманию предлагается полет еще одного трюкача — тот катается на хвосте. На самом деле, как поясняет Сергей, так происходит потому, что пока не хватает летной квалификации: голубь хочет перевернуться, но получается только сидеть в воздухе. В общем, не зря говорится, что птицу видно по полету.

* * *

Рядом — городские задворки. Где еще жильцу многоэтажки добыть местечко для голубятни? Старый гаражный комплекс со всеми прелестями «второго плана». Кусты и камыши, торчащие из невзрачного болотца. Какие-то надолбы. Железная дорога. Издали доносится объявление по вокзалу. Режиссеру Звягинцеву тут, возможно, понравилось бы.

Взглянешь снова вверх — туда, где без устали машут крыльями, — и замиряешься будто. Там хорошо. Да мало ли где и что у нас как-то не так? Может, когда все будет так, мы возьмем да разучимся отличать красоту?

Жила-была мечта. Ну и, как говорится, дай ей бог...